Наоми Френкель родилась в Германии в 1918 году в известной богатой ассимилированной еврейской семье германских патриотов. Она была шестым ребенком из семи братьев и сестер. Предки их были основателями текстильной промышленности. Но дед Наоми - в ответ на призыв премьер-министра Бисмарка («Кровь и железо») - создал в пригороде Берлина металлургическую фабрику по выплавке железа и стали. Отец Наоми, офицер германской армии, испытал на себе газовую атаку в бою под Верденом, долго лечился. Умер в 1932 году, за год до прихода Гитлера к власти. По сути, их отчий дом был домом интеллектуалов. В нем собиралось общество любителей творчества Гёте, к детям приходили люди богемы, среди которых – Бертольд Брехт, друг ее сестер, известная театральная актриса тех лет Элизабет Бергнер. Когда Наоми было пять лет, внезапно умирает мать, и ощущение одиночества будет сопровождать девочку почти всю жизнь. Все близкие старшего поколения потом погибли в Катастрофе, братья и сестры рассеялись по всему миру и, таким образом, спаслись.

 

Сама Наоми в 16 лет с группой сионистской молодежи поехала жить в Палестину. Она прошла подготовку к сельскохозяйственному труду в Иерусалиме, на учебной ферме Янаит Бен-Цви (жены второго президента Израиля Ицхака Бен-Цви). И после полутора лет тяжкого труда и учебы поселилась в киббуце. Она выделялась среди всех жителей этого поселения слишком острым и независимым умом, образованностью, бескомпромиссностью. В закрытом обществе киббуца, среди совершенно чужих для нее людей, этого не прощали.

Наоми отстаивает свои позиции, сопротивляясь однолинейному, навязываемому руководством киббуцев, мышлению. Ее обвиняли в том, что она – выкормыш преступной буржуазной культуры. Не терпели ее любви к поэзии Гёте и Рильке, буржуазных авторов, чьи стихи она все время цитировала.

В киббуце же главенствовал культ марксизма и беззаветной любви к России и Сталину. Ее же это не интересовало. Главной и мучительной темой ее размышлений был вопрос: «кто такой еврей». По сути, это была тема всей ее жизни. Она слышала рев голосов нацистов на улицах Берлина - «Когда еврейская кровь потечет с наших ножей, Германия стает свободной», и спрашивала отца, почему ее хотят убить. Отец отвечал, что еврейство является их внутренним делом, а для общества они – немцы. Все это ничего не говорило ее сердцу. Она начала изучать иврит, Тору. В киббуце же его лидеры пытались уйти от религии, и первую строку Торы читали так: «В начале были сотворены Небо и Земля». Киббуц ей виделся как продолжение ассимиляции, а ей хотелось быть еврейкой.

 

Несмотря на то, что Наоми страдала от жизни в киббуце с самых первых дней, она его не оставила. Идея сионизма, идея создания дома еврейского народа согревали ее душу. Во имя этого она готова была страдать. В те дни киббуцы были фундаментом безопасности еврейского общества и считались высшим достижением, свидетельством высоты еврейского духа. Они поддерживали человека материально так, что казалось за пределами киббуца не выжить, но платой за это становилась личная свобода.

Тяжесть жизни усложнилась необходимостью выйти замуж за нелюбимого человека, родить от него детей…

 

В 50-е годы к ней пришла большая любовь к Израилю Розенцвайгу, одному из крупнейших литературных критиков и мыслителей в среде киббуцников. Во многом заслуга Израиля Розенцвайга в том, что Наоми взялась писать, его огромная дружеская и профессиональная поддержка помогла Наоми преодолеть различные внутренние и внешние преграды и, завершив таки свою первую книгу, почувствовать себя писателем.

В 1960 году Н.Френкель получила стипендию имени Анны Франк для проведения исследования корней фашизма. Она смогла поехать в Германию, вернуться в Берлин, где она встречалась с людьми, пережившими войну, ее участниками с обеих сторон. Там она продолжила писать свой роман. Интервьюируя бывших нацистов, наблюдая жизнь в послевоенной Германии, Наоми пришла к выводу о принципиальной схожести режимов в советской России и нацистской Германии. Затем, в Оксфорде, общаясь с известным профессором Тревером Ропером, Наоми убеждается в правоте своих предположений. Она подтвердила эту гипотезу многими фактами и исследованиями. Связь сталинизма и нацизма привела ее в шок, усилила неприятие левой идеологии, столь укоренившейся в движении киббуцев.

 

В 1969 году умер Израиль Розенцвайг. Пережила она это очень тяжело. Вероятно, во многом, чтобы спасти ее от депрессии, основатель спецназа генерального штаба Авраам Арнан мобилизовал ее в морской спецназ. Сказал, что у него для нее есть работа – составлять отчеты о боевых операциях на основании показаний очевидцев. Во время «Войны на истощение», в 1970 году, она попала под артиллерийский обстрел позиций израильтян вдоль Суэцкого канала.

И здесь, в армии, ей приходилось выискивать зерна правды в потоках слов. Став участником (секретарем) заседаний в Генеральном штабе, Наоми поразилась циничной атмосфере, царящей в среде высшего военного руководства. «Рабочий» отчет, составленный ею, засекречен до сих пор.

Но за это время, вместе с этим отчетом, из-под пера Наоми вышло несколько романов. Демобилизовалась она в чине майора.

 

После восьми лет службы Наоми начала заниматься изучением Торы в кружке, но тут грянула первая Ливанская война 1982 года. Преподавателей, ушедших воевать, сменили глубоко религиозные лекторы, отрицающие идею еврейского государства. Наоми оставила курс, который вела женщина-раввин, сказавшая ей, что нельзя быть одновременно писательницей и религиозной женщиной.

С этим Наоми примириться не могла. Завершив роман «Дикий цветок», она впала в глубокую депрессию. С трудом выносила духовный климат в Тель-Авиве того времени, где жила вместе со своим вторым мужем Меиром Бен-Гуром. В период первой Ливанской войны рухнул национальный консенсус. Она столкнулась с ненавистью людей к собственной стране.

И только уехав в Хеврон, в город праотцев, поняла, что нашла духовное пристанище.

 

Личная история семьи Наоми – похожа на истории многих еврейских семей, которые были далеки от своих еврейских корней и традиций Израиля. Наоми прибыла в Палестину в 1934 году, как беженка из Германии. Девушка из буржуазной ассимилированной семьи, которая жадно пыталась понять, что же это значит - быть евреем. Молодые люди, оказавшиеся в такой ситуации, часто становились либо фанатиками и запирались в глубоко религиозных кварталах, либо шли строить киббуцы, вдохновленные идеей сионизма. Наоми оказалась другой, и свой путь ей пришлось отстаивать почти все свою жизнь.

Известность пришла к Наоми Френкель после выхода в свет первого же её романа — «Дом Леви» (первый из трилогии «Саул и Иоанна») в 1956 году. За него она получила премию Рупина. Потом была премия Усышкина за вторую книгу трилогии — «Смерть отца», а затем — премия главы правительства за последнюю часть — «Дети».

Во многом автобиографическая трилогия рассказывает о жизни большой, богатой, ассимилированной еврейской берлинской семьи и многих людей, втянутых в орбиту её жизни. И по силе описания, и по сюжету, трилогия стоит вровень с такими книгами, как «Буденброки», «Сага о Форсайтах», и другими великими эпосами ХХ века.

​

По материалам интервью Аллы Борисовой с Ципорой Кохави-Рейни